Ричард Штерн - Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!]
Шрейфогель:
— Знаю, вы человек сильной воли, не какой-нибудь репортер-авантюрист, вроде… но я не буду упоминать Вардайнера. Но и вы не застрахованы от опасности, что среди ваших людей не появится черная овца, почему бы это ни произошло — глупость, погоня за модой или желание повысить свою ставку.
Шмельц:
— Если вы имеете в виду нашего главного репортера…
Шрейфогель:
— Вы, как всегда, правы, герр Шмельц. Этот человек в последнее время предпринял невероятные усилия, чтобы получить данные о моих делах, заказах, поставках и различных деловых операциях. Понятно, мне нечего бояться, но в случае попытки раздуть вокруг меня скандал, служащий неким закулисным целям, я буду вынужден…
Этот Хорстман, — решительно перебил его Анатоль Шмельц, — для нашей газеты практически человек конченый.
* * *Из заметок Карла Гольднера, литератора и журналиста.
«Нынешняя ярмарка тщеславия вначале катилась по наезженной колее: сбор — поглощение в огромных количествах закусок и напитков — торжественные речи — снова выпивка — вступительный танец — выступление артистов с сенсационным номером (на этот раз был африканский балет). Появление короля и королевы бала с их гофмейстером и свитой — и наконец снова пьянство на полные обороты. Но главной сенсацией нынешнего журналистского бала было присутствие Шрейфогеля. Мало кто знает, что этот банковский воротила, владелец замка и собиратель картин, обычно избегает официальных торжеств. Чтобы нарушить эту привычку и заглянуть именно сюда, нужен был важный повод. Десятки пар глаз неотрывно следили за каждым его шагом.
А когда Шрейфогель встретился со Шмельцем, для Петера Вардайнера зазвучал колокол тревоги. Каждый, не исключая меня, в эту минуту понял, что эти двое готовят какой-то заговор, последствия которого непредсказуемы. Петер Вардайнер при виде этого даже забыл о жене, сидящей рядом, а этого прекрасная фрау Сузанна не выносила. В душе я наслаждался, представляя, какое это может иметь развитие. Но еще понятия не имел о крупнейшей сенсации бала: что среди гостей находятся люди из криминальной полиции, которые понемногу просачивались из холла в главный зал».
* * *К этому времени Хайнц Хорстман перестал быть человеком и превратился в предмет, предназначенный для изучения судебно-медицинским экспертом.
Когда комиссар Циммерман с фрау Хорстман около двух часов ночи добрались до отдела судмедэкспертизы на улице Петтенкофера, их провели прямо к начальнику.
Профессор Лобнер приветствовал Циммермана с сердечностью старого коллеги. Он был маленьким толстячком, чей могучий череп покрывала растрепанная грива седых волос. Быстрые голубые глаза сияли.
— Дорогой Циммерман, я не мог упустить случая поработать вместе с вами.
— Мы полагаем, что погибший стал жертвой дорожного происшествия, — комиссар сразу перешел к делу.
— Знаете, я всегда чувствовал непреодолимое отвращение к автомобилям, — заявил профессор, — по-моему, это просто орудия убийства, за их рулями сидят тысячи потенциальных убийц. И этот случай только подтверждает мою точку зрения. Уже первый осмотр трупа…
— Дама, которую я сопровождаю, — предостерег Циммерман, — находится в близких отношениях с покойным, профессор.
— Понимаю, — Лобнер рассеянно взглянул на Хельгу Хорстман, стоявшую позади. — Вы хотите произвести опознание? Это можно. Лицо почти не пострадало, если не считать нескольких синяков и ссадин.
— Вы готовы? — спросил Циммерман.
Хельга Хорстман кивнула и, двигаясь как манекен, направилась к операционному столу, над которым профессор включил целую гроздь рефлекторов. Под белым покрывалом вырисовывалось тело Хорстмана. Циммерман открыл голову покойного.
Хельга вздрогнула.
— Господи, — сказала она, — все то время, что я жила с ним, я чувствовала, что произойдет нечто подобное.
— Значит, это он, — констатировал Циммерман.
— Я хочу уйти, — воскликнула женщина и, задыхаясь, пробормотала: — Я не могу его видеть.
Глава II
Бал прессы свою вершину уже миновал. Но переход от праздничного настроения к пьяному отупению мог занять еще несколько часов. Ассистент фон Гота с видом знатока просвещал Фельдера:
— Знаете, баварцы, по существу, так и остались деревенщиной. Это видно по тому, как они пьют. Постоянно кичатся своим умением пить и накачиваются до предела. И питье все время перемежают едой, так что можно подумать, что их пресловутая ливерная и белая колбасы были выдуманы лишь для того, чтобы можно было лить в себя баварское пиво ведрами.
Фельдер слушал фон Готу спокойно: все прекрасно знали, что он всегда старался быть не только тенью Циммермана, но и его копией. В эту минуту, однако, его занимало нечто иное: тот факт, что Хельга Хорстман и ее спутник Вольрих больше часа, причем в критическое время между 22.15 и 23.45, когда произошло убийство Хорстмана, уходили с бала.
— Кто он, собственно, такой, этот Вольрих? — спросил Фельдер ассистента фон Готу.
А тот, пользуясь богатым знанием жизни верхушки общества, разразился информацией:
— Вольрих Вальдемар, в войну рядовой войск ПВО, в начале 1946 года поступил в издательство рекламным агентом. Быстро проявил свои разносторонние способности. Был замечен начальством и быстро пробился на руководящий пост. Знает все обо всех и во всех подробностях. Снисходителен к слабостям людей, от которых ему что-то нужно, например, можно упомянуть нескольких министров и влиятельных политических лидеров. Говорят, у него нюх на миллионные махинации. Так что он, несомненно, далеко пойдет.
— Но я о нем никогда не слышал и никогда не встречал ни слова в рубриках светской хроники.
— Знаете, уважаемый коллега, — пояснил фон Гота, — эти светские сплетни ценят только люди, которым по глупости и тщеславию хочется внешнего блеска и славы. Те, кто правит из-за кулис, не хотят, чтобы о них писали в газетах. Напротив, боятся, чтобы это не повредило их бизнесу.
— Вы имеете в виду людей такого типа, как Шрейфогель? — спросил Фельдер, заказывая себе двойной «эспрессо».
А фон Гота продолжал блистать информацией:
— Шрейфогель, Эммануил Август Людвиг. Обширные земельные владения, владелец крупного банковского дома, любимая резиденция — замок в Верхней Баварии. Кроме того, поместье на Лазурном берегу, Тессине, последнее время и в Испании. Живет нелюдимо. Не держит ни гоночного автомобиля, ни личного самолета, ни даже яхты. Состоит в административных советах нескольких крупных пивоварен, трех транспортных фирм и нескольких отелей. Личное состояние оценивается в миллиарды…
— Не старайтесь, коллега, тем самым напомнить мне о моей зарплате, — попытался кисло пошутить Фельдер.
— Могу угостить вас еще чашечкой кофе? — предложил фон Гота. — Боюсь, эта ночь будет очень долгой, особенно если наш шеф, как мне кажется, обожает ночную работу. Не знаете, кстати, почему?
— Попытайтесь сообразить сами, раз считаете уместным отыскивать слабые места нашего «старого льва». Но, предупреждаю вас, Циммерман этого не любит.
* * *— Я должен вас предостеречь, — озабоченно сказал Бургхаузен, подходя к Петеру Вардайнеру. Тот был за столом один, жена только что исчезла с известным критиком Фюрстом в толпе танцующих.
— Перед чем? — небрежно бросил Вардайнер.
— Шрейфогель, — многозначительно шепнул Бургхаузен.
Вардайнер хохотнул.
— Но, Господи, даже с миллиардом в кармане нельзя купить все на свете!
— Вы не умеете считать, — констатировал озабоченный Бургхаузен.
— Это по вашей части.
— И вы недостаточно осторожны. Слишком увлекаетесь, часто не думая о том, чего нам это будет стоить. Эти ваши провокационные нападки на Шмельца… Зачем нам это надо?
Вардайнер следил за своей женой, мелькавшей в лучах прожекторов. Двигаясь с непринужденной элегантностью, та счастливо улыбалась.
— Анатоль Шмельц уже сотворил столько зла, что с этим пора кончать.
— Прошу вас, Вардайнер, мы уже столько лет работаем вместе, к обоюдному удовольствию, но никогда еще здесь одна газета не нападала в открытую на другую, даже между строк.
— Значит, мы нарушим эту традицию.
— Вам нужно как следует подумать, — испуганно взмолился Бургхаузен. — Добром это не кончится.
* * *— Надеюсь, я вам не помешал? — спросил комиссар Циммерман, успевший вернуться в театр. Испытующе оглядел подчиненных. — Как кофе? Вы уже закончили все дела?
— Всего-то по чашечке, — пытался убедить его фон Гота, — к тому же это отчасти входит в наши служебные обязанности. Могу я угостить вас, комиссар?
— Я мог бы это истолковать как попытку подкупа непосредственного начальника, — проворчал Циммерман, но к вашему случаю, коллега, это не подходит. У вас больше денег, чем когда-нибудь вы сможете заработать у нас. А меня нельзя подкупить никогда и ничем. Потому — двойную порцию.